Ураган. Роман в стихах и в прозе - Игорь Соколов

Но реальность оставалась темной… Ощущения, чувства – все заглушалось ее неустранимым и вечно бросающимся в глаза уродством…

Ты любил ее и ненавидел, поклонялся ей и презирал… Но все же никогда и ни при каких обстоятельствах ты не допускал даже мысли, что тебе ее надо бросить… Ибо внутри тебя уже существовал какой-то невидимый закон, по которому ты был должен прожить с нею всю жизнь, а поэтому ты был всегда с нею такой мучительный и странный и всегда пытался извлечь хотя бы эту ирреальную красоту, хотя бы ночью с ничего не видящими глазами, главное, ощутить в себе ее живое и жалостно тоскующее «я».

Ослепить его и дать блаженство…Словно зверю плоть свою отдатьна рожденье сладостного мига…Вот постижение земного совершенства…Тьма вечный Дух зовет сама хоть безъязыка….Ты обладаешь ею, словно сердцем нож.И облекаешь боль свою в стихи…Философ с грустными глазамиПоэт, дитя безжалостных стихий…

Временами жизнь была похожа на идиллию. Бывало, что ты совсем забывал и не думал про уродство своей жены… Тихие, спокойные думы внушало чистое небо с вечерним алым закатом, свежая листва на деревьях и ее голос, голос, который как и прежде звал тебя куда-то вдаль. Вот в такие прекрасные летние вечера ты возил ее в кресле-каталке по берегу медленно засыпающей реки и говорил с нею как с другом о том, как хорошо просто вот так жить и любоваться этой рекой, закатом и птицами, что поют, как ангелы, в небесной тишине…

Черт побери! Как ты любил ее в это время! Ты не смотрел ей в глаза, ты не рассматривал ее несчастное изогнутое тельце, ты просто слушал и любовался ее голосом.

Голос плыл тихо и спокойно, как протяжная музыка…

Он не просто касался тебя, он проникал внутрь…

Он напоминал о ее прошлой и уже невидимой красоте…

Зрение как бы изнутри насыщало его внутренним светом, и ее жалкий и пугающий образ вдруг неожиданно превращался в пугающую сказку…

И тогда ты брал ее как ребенка на руки из коляски, и, не стыдясь прохожих, носил и кружил по траве, потом валился на теплую землю, и вы очень долго смеялись…

Твое настроение быстро передавалось ей, и она уже не чувствовала себя ненужным куском мяса…

Тогда вам казалось, что это будет всегда, и этот вечерний свет, заполняющий землю, и медленно текущая в неизвестность река останутся с вами и соединят ваши души навеки! И тогда ты был все так же наивен и глуп.

Ты думал забыть то, что каждый раз бросалось в глаза, что уже не излечить никакими лекарствами…

И только одна жалость просила тебя быть бережным с этим несчастным существом…

Глаза в глаза… Ты видел мукиИ уходил как навсегда…

Впрочем, она это чувствовала и не говорила об этом лишь полому, чтоб не делать тебе лишний раз больно… Хотя на самом деле болела она, а не ты….

Правда, ей, бедняжке, приходилось содержать себя в строгом безразличии к себе… Конечно, это была маска, но эта маска вылеплена исключительно для тебя…

О, если б она только завыла или заплакала, то ты ее сейчас бы бросил! Все твое геройство и самопожертвование исчезло бы без следа…

Несчастный ангелочек, она знала и это и поэтому приучала себя слушать только тебя!

Тебя, влюбленного в себядо омерзения!Однако, что она могла,Твоя – навеки – вечная калека!

Может, поэтому и эти летние вечера были лишь маленькой светлой полосой в вашей запутанной жизни… Конечно, ты не бил ее, не резал, но словом гаже плетки оплетал!

Воздух! Вот с чем ты мог сравнить ее, чтоб иногда привлечь ее пламя на миг… А после того, как ты овладел ею, в душу возвращалось обычно отвращение…

И ты шел дальше своих мыслей, в никуда…

Никто не мог сказать тебе, что ты скотина!Никто не мог тебя остановить.Итак, пройдя лишь жизни половину…Ты захотел ее покинуть или убить!

Хотя и это становилось почему-то гнуснейшей позой помраченного ума!

Отличие, странное и ни на что не похожее отличие от других, – вот что ты видел в своей жизни, и что тебя заставляло терпеливо относиться даже к собственному бесстыдству. В конце концов, и другие супруги ругаются и не находят мира в своей семье, но только не вы, прекрасный молодой супруг и жалкая никчемная калека…

Абстракция и тела, и ума!Она одна безжалостно нага!Она одна перед тобой бессильна,И поэтому твоя горячая рукаЕе лоб холодный гладит…Пот обильный с него стекает,Когда грустная женаСебя в скорлупке еле сохраняет…

Алкоголь возник постепенно! Как кошмарные фантазмы какого-нибудь ночного поэта, ее обрубки и сплющенное набок лицо задавали себе вопросы: где, когда и зачем, для кого я живу?! Потом все вопросы сливались с тобою в тоску, а там только шаг один оставался к безумному морю, откуда забвенье черпали себе остальные…

Она забывала про все когда отравлялась…Ты знал, в ее черепе дырка а в дырке пластинка,Но все равно давал пить, ничего не желая…Она кусала тебя со смехом, хмельная…Она изгибалась всем телом, как будто змея…И член свой брала в свои сочно-пьяные губы…И сперму глотала, как будто небесный нектар…Потом ее быстро рвало, и ты ставил ей клизму…И лоб мокрой тряпкой от пота ее вытирал…И целовал ее грустные впалые щеки…Глаза, косящие вниз к невеселым обрубкам…И песню шутя напевал, вызывая из плена,Из плена безумья, родное свое существо…

А потом у нее начались запои… Ты как дурак уговаривал ее не пить, и все равно покупал для нее любое вино, какое только попросит…

Желанья, как части срамныеИз тела, как сгусток Души…Теперь каждый день тошнило ее,И в помоях квартира была,Но ты все равно покупал…Как странный ребенок смотрел на нее и дивился…Игрушка чрезмерно забавной была для тебя.А после опять держал ее тело над ваннойИ в чистой воде как святыню ее обмывал…После чаем поил и клал на белую простынь…И книги, как в детстве, вслух для нее вновь читалОна любила мудрейшую Шахерезаду,Наташу Ростову, Джульетту, но не себя…Себя она презирала как старую клячу,«Скорей бы уж сдохнуть», – Бога молила она.А ты ей, во всем сомневаясь в себе, подчинился!Собой не владел, так ею владел без конца!Не имея любви в своей жизни,Ты с нее свой же образ списал…

Так бывает, когда на исходеВсякой жизни предсмертное чувствоВдруг обыденно, мертво и серо…И ты ей разрешаешь пантеройИногда на тебя же бросаться…Мир тоской раздвоен, вспорот снами…Ты готов целоваться с тенями,Лишь бы ей не отчаяться в чаще,Лишь бы смерть не казалась ей слаще…

Потом она неожиданно бросила пить… Она словно только что проснулась и ужаснулась виденному сну.

– Почему ты давал мне пить? – упрекнула она тебя, но ты молчал и очень странно улыбался…

Твое добро на самом деле зло…Но ты не зря ее поил и удивлялся,Какая все же сильная она,Раз может так вот не бояться —Ругать тебя и потерять тебя…Так дни и годы – цепи в отношениях. А дом ваш как хранилище обид.Ей проще с твоим телом расставаться,Когда ты ей уже по горло сыт…

Работа – она как твой костюм, как бал-маскарад… Ты опять не в своей шкуре целый день в суете, в беготне неизвестно зачем!!! Наверное, многие, так вот забыв обо всем, работают, словно машины…

Однако и здесь – не в тарелке своей,Не на месте своем, не в какой-то еще стратосфереТы про все забываешь, и в том числе про нее.По инерции дышишь,Но дышишь легко и свободно…Так, как будто птицы летаютНад нашей бедовой планетой,Мыши возятся так за стеной, вдруг почуяв кота…И еще алкоголик дрожит,Завидев в толпе фараона.

Бумажки… Сотни, тысячи неиспользованных задниц…

И каждая должна что-то подтверждать, что-то приказывать, даже гримасничать, требуя к себе абсолютного внимания.

А за бумажками люди, а за бумажками годы, а за печатями судьбы, женитьбы и даже разводы.

В конфликте одного с другим рождались сны… сны становились вымышленной явью… Именно в эти минуты, когда жизнь казалась бессмысленной штукой, ты опять вспоминал про нее.

Как ты любил ее до урагана,Когда она была твореньем божьим,Когда природы совершенство… к ней влекло…Неудержимой страстною волною…

И сейчас, когда ее не сталоИ осталась только грустная Душа,В потрохах которой лежала…Каждый день перед тобой… едва дыша…Казалось, что сама Судьба смеялась…Как сумасшедшая над собственной бедой…

Бумаги утешали своим грузом,За ними люди спор с собой вели,Они имели множество капризов,И видеть мир таким, каким он был, уж не могли…

Ты собирал бумаги в папки, словно чувства,По крохам невесомым собирал,И оформлял прощения в идеи,И жалобы взводил на пьедестал…Закон придумали, чтоб в прахе растворяться,Чтоб верить смыслу, подчиненному слогам.Чтоб карой божьей, словно чудом, восторгатьсяИ доверять одним лишь небесам…

Работы пустое движение вверх-вниз,Как и взад – и вперед —Рождало одно помраченье…Как будто тоску из пустот…Фамилия, имя и отчество,Профессия та же судьба,Семья иль маразм одиночества…Не деться тебе никуда…

Действительно, деваться было некуда. Работа, дом и невероятно удивительная жена – все это заключало тебя в замкнутый круг…